Обожаю стихи Сергея Александровича Есенина!
В каждом из них поэт оставил частицу себя
Ещё когда я учился в школе, я выучил эти стихи и часто повторяю.


Сыпь, гармоника! Скука… Скука... 
Гармонист пальцы льет волной. 
Пей со мною, паршивая сука. 
Пей со мной. 

Излюбили тебя, измызгали, 
Невтерпёж! 
Что ж ты смотришь так синими брызгами? 
Или в морду хошь? 

В огород бы тебя, на чучело, 
Пугать ворон. 
До печенок меня замучила 
Со всех сторон. 

Сыпь, гармоника! Сыпь, моя частая! 
Пей, выдра! Пей! 
Мне бы лучше вон ту, сисястую, 
Она глупей. 

Я средь женщин тебя не первую, 
Немало вас. 
Но с такой вот, как ты, со стервою 
Лишь в первый раз. 

Чем больнее, тем звонче 
То здесь, то там. 
Я с собой не покончу. 
Иди к чертям. 

К вашей своре собачей 
Пора простыть. 
Дорогая… я плачу... 
Прости… Прости...
<1923>
-----------------------------------------------------------------------

Этой грусти теперь не рассыпать 
Звонким смехом далеких лет. 
Отцвела моя белая липа, 
Отзвенел соловьиный рассвет. 

Для меня было все тогда новым, 
Много в сердце теснилось чувств, 
А теперь даже нежное слово 
Горьким плодом срывается с уст. 

И знакомые взору просторы 
Уж не так под луной хороши. 
Буераки… пеньки… косогоры 
Обпечалили русскую ширь. 

Нездоровое, хилое, низкое, 
Водянистая, серая гладь. 
Это все мне родное и близкое, 
От чего так легко зарыдать. 

Покосившаяся избенка, 
Плач овцы, и вдали на ветру 
Машет тощим хвостом лошаденка, 
Заглядевшись в неласковый пруд. 

Это все, что зовем мы родиной, 
Это все, отчего на ней 
Пьют и плачут в одно с непогодиной, 
Дожидаясь улыбчивых дней. 

Потому никому не рассыпать 
Эту грусть смехом ранних лет. 
Отцвела моя белая липа, 
Отзвенел соловьиный рассвет.
<1924>
---------------------------------------------------------------------

Вечер черные брови насопил. 
Чьи-то кони стоят у двора. 
Не вчера ли я молодость пропил? 
Разлюбил ли тебя не вчера? 

Не храпи, запоздалая тройка! 
Наша жизнь пронеслась без следа. 
Может, завтра больничная койка 
Упокоит меня навсегда. 

Может, завтра совсем по-другому 
Я уйду, исцеленный навек, 
Слушать песни дождей и черемух, 
Чем здоровый живет человек. 

Позабуду я мрачные силы, 
Что терзали меня, губя. 
Облик ласковый! Облик милый! 
Лишь одну не забуду тебя. 

Пусть я буду любить другую, 
Но и с нею, с любимой, с другой, 
Расскажу про тебя, дорогую, 
Что когда-то я звал дорогой. 

Расскажу, как текла былая 
Наша жизнь, что былой не была... 
Голова ль ты моя удалая, 
До чего ж ты меня довела? 
<1923> 
-----------------------------------------------------------------------

Я обманывать себя не стану, 
Залегла забота в сердце мглистом. 
Отчего прослыл я шарлатаном? 
Отчего прослыл я скандалистом? 

Не злодей я и не грабил лесом, 
Не расстреливал несчастных по темницам. 
Я всего лишь уличный повеса, 
Улыбающийся встречным лицам. 

Я московский озорной гуляка. 
По всему тверскому околотку 
В переулках каждая собака 
Знает мою легкую походку. 

Каждая задрипанная лошадь 
Головой кивает мне навстречу. 
Для зверей приятель я хороший, 
Каждый стих мой душу зверя лечит. 

Я хожу в цилиндре не для женщин - 
В глупой страсти сердце жить не в силе,- 
В нем удобней, грусть свою уменьшив, 
Золото овса давать кобыле. 

Средь людей я дружбы не имею, 
Я иному покорился царству. 
Каждому здесь кобелю на шею 
Я готов отдать мой лучший галстук. 

И теперь уж я болеть не стану. 
Прояснилась омуть в сердце мглистом. 
Оттого прослыл я шарлатаном, 
Оттого прослыл я скандалистом. 
<1922> 
---------------------------------------------------------------------— 

До свиданья, друг мой, до свиданья. 
Милый мой, ты у меня в груди. 
Предназначенное расставанье 
Обещает встречу впереди. 

До свиданья, друг мой, без руки, без слова, 
Не грусти и не печаль бровей,- 
В этой жизни умирать не ново, 
Но и жить, конечно, не новей. 
<1925> 
---------------------------------------------------------------------— 

Мне осталась одна забава: 
Пальцы в рот и веселый свист. 
Прокатилась дурная слава, 
Что похабник я и скандалист. 

Ах! какая смешная потеря! 
Много в жизни смешных потерь. 
Стыдно мне, что я в Бога верил. 
Горько мне, что не верю теперь. 

Золотые, далекие дали! 
Все сжигает житейская мреть. 
И похабничал я и скандалил 
Для того, чтобы ярче гореть. 

Дар поэта — ласкать и карябать, 
Роковая на нем печать. 
Розу белую с черною жабой 
Я хотел на земле повенчать. 

Пусть не сладились, пусть не сбылись 
Эти помыслы розовых дней. 
Но коль черти в душе гнездились — 
Значит, ангелы жили в ней. 

Вот за это веселие мути, 
Отправляясь с ней в край иной, 
Я хочу при последней минуте 
Попросить тех, кто будет со мной,— 

Чтоб за все за грехи мои тяжкие, 
За неверие в благодать 
Положили меня в русской рубашке 
Под иконами умирать. 
<1923>
---------------------------------------------------------------------— 
 

Не каждый умеет петь, 
Не каждому дано яблоком 
Падать к чужим ногам. 

Сие есть самая великая исповедь, 
Которой исповедуется хулиган. 

Я нарочно иду нечёсаным, 
С головой, как керосиновая лампа, на плечах. 
Ваших душ безлиственную осень 
Мне нравится в потёмках освещать. 
Мне нравится, когда каменья брани 
Летят в меня, как град рыгающей грозы, 
Я только крепче жму тогда руками 
Моих волос качнувшийся пузырь. 

Так хорошо тогда мне вспоминать 
Заросший пруд и хриплый звон ольхи, 
Что где-то у меня живут отец и мать, 
Которым наплевать на все мои стихи, 
Которым дорог я, как поле и как плоть, 
Как дождик, что весной взрыхляет зеленя. 
Они бы вилами пришли вас заколоть 
За каждый крик ваш, брошенный в меня. 

Бедные, бедные крестьяне! 
Вы, наверно, стали некрасивыми, 
Так же боитесь бога и болотных недр. 
О, если б вы понимали, 
Что сын ваш в России 
Самый лучший поэт! 
Вы ль за жизнь его сердцем не индевели, 
Когда босые ноги он в лужах осенних макал? 
А теперь он ходит в цилиндре 
И лакированных башмаках. 

Но живёт в нём задор прежней вправки 
Деревенского озорника. 
Каждой корове с вывески мясной лавки 
Он кланяется издалека. 
И, встречаясь с извозчиками на площади, 
Вспоминая запах навоза с родных полей, 
Он готов нести хвост каждой лошади, 
Как венчального платья шлейф. 

Я люблю родину. 
Я очень люблю родину! 
Хоть есть в ней грусти ивовая ржавь. 
Приятны мне свиней испачканные морды 
И в тишине ночной звенящий голос жаб. 
Я нежно болен вспоминаньем детства, 
Апрельских вечеров мне снится хмарь и сырь. 
Как будто бы на корточки погреться 
Присел наш клён перед костром зари. 
О, сколько я на нём яиц из гнёзд вороньих, 
Карабкаясь по сучьям, воровал! 
Все тот же ль он теперь, с верхушкою зелёной? 
По-прежнему ль крепка его кора? 

А ты, любимый, 
Верный пегий пёс?! 
От старости ты стал визглив и слеп 
И бродишь по двору, влача обвисший хвост, 
Забыв чутьём, где двери и где хлев. 
О, как мне дороги все те проказы, 
Когда, у матери стянув краюху хлеба, 
Кусали мы с тобой её по разу, 
Ни капельки друг другом не погребав. 

Я всё такой же. 
Сердцем я все такой же. 
Как васильки во ржи, цветут в лице глаза. 
Стеля стихов злачёные рогожи, 
Мне хочется вам нежное сказать. 

Спокойной ночи! 
Всем вам спокойной ночи! 
Отзвенела по траве сумерек зари коса… 
Мне сегодня хочется очень 
Из окошка луну обоссать 

Синий свет, свет такой синий! 
В эту синь даже умереть не жаль. 
Ну так что ж, что кажусь я циником, 
Прицепившим к заднице фонарь! 
Старый, добрый, заезженный Пегас, 
Мне ль нужна твоя мягкая рысь? 
Я пришёл, как суровый мастер, 
Воспеть и прославить крыс. 
Башка моя, словно август, 
Льётся бурливых волос вином. 

Я хочу быть жёлтым парусом 
В ту страну, куда мы плывём. 

1920, ноябрь